покоренная неотразимым обаянием любого его жеста, в томлении замирала, ожидая вожделенного сигнала к старту.

Было много обмороков, связанных с внутриматочным перевозбуждением, которое охватывало главным образом женскую часть зала, и Ализа, Исида и Шик явственно слышали хриплое дыхание двух дюжин слушательниц и слушателей, которые пробрались под сцену и там, в кромешной тьме, на ощупь раздевались, чтобы занимать меньше места.

– Ты помнишь? – шепнула Ализа, с нежностью взглянув на Шика.

– Еще бы, там мы нашли друг друга…

Он наклонился к Ализе и ласково поцеловал ее.

– Вы тоже были там, под сценой? – спросила Исида.

– Да, – ответила Ализа, – и это было очень приятно.

– Не сомневаюсь! – сказала Исида. – Что это, Шик?

Шик как раз снимал крышку со стоящего рядом с ним большого черного прибора.

– Фонограф, – ответил он. – Я приобрел его ради этой лекции.

– Колоссально! – воскликнула Исида. – Значит, сейчас можно и не слушать…

– Конечно… А дома хоть всю ночь напролет слушай. Но мы не будем этого делать, чтобы не заиграть пластинки. Прежде я должен сделать копии. Пожалуй, я даже закажу у фирмы «Крик владельца» серию этих пластинок. Для продажи.

– Этот ящик влетел вам небось в копеечку, – сказала Исида.

– Какое это имеет значение! – ответил Шик.

Ализа вздохнула. Вздох ее был таким легким, что услышала его только она одна… Да и то едва ли.

– Все! Он начинает!.. – воскликнул Шик. – Я положил свой микрофон рядом с микрофонами радиостудии. Они его не заметят.

Жан-Соль начал говорить. Сперва ничего, кроме щелканья затворов, не было слышно. Фотографы, кинорепортеры просто удержу не знали. Потом один из них был сбит с ног отдачей своей камеры, и тут поднялось невесть что. Озверелые коллеги набросились на несчастного и принялись осыпать его порошком магния. Ослепительно вспыхнув, он, ко всеобщему ликованию, исчез навсегда, а полицейские отправили в тюрьму всех остальных репортеров.

– Прекрасно! – Шик ликовал. – Теперь я один буду обладать этой записью!

Публика, которая поначалу вела себя более или менее спокойно, начала волноваться и все громче проявляла свое восхищение Партром, отзываясь восторженными воплями и аплодисментами буквально на каждое его слово. И это несколько затрудняло понимание того, что он говорил.

– А вы и не пытайтесь во все это вникнуть, – сказал Шик. – Мы потом послушаем на свободе запись.

– Тем более что здесь все равно ничего не слышно, – подхватила Исида. – Он тих как мышка. Кстати, у вас нет известий от Хлои?

– Я получила от нее письмо, – ответила Ализа.

– Они уже приехали?

– Да, им все-таки удалось уехать. Но они собираются вернуться раньше, чем думали, потому что Хлоя чувствует себя не очень хорошо, – сказала Ализа.

– А Николя? – спросила Исида.

– С ним все в порядке. Хлоя пишет, что он вел себя просто ужасно с дочерьми всех хозяев гостиниц, где они останавливались.

– Николя – отличный парень, – сказала Исида. – Не понимаю, почему он работает поваром.

– Это действительно странно, – сказал Шик.

– А что такого? Это куда лучше, чем коллекционировать Партра, – сказала Ализа и ущипнула Шика за ухо.

– Надеюсь, у Хлои ничего серьезного? – спросила Исида.

– Она не пишет, чем больна, но жалуется, что у нее ноет грудь, – ответила Ализа.

– Хлоя такая красивая! Невозможно себе представить, что она захворала.

– Ой, – прошептал Шик. – Смотрите, смотрите!..

Часть застекленного потолка приоткрылась, и по периметру образовавшегося проема появились чьи-то головы. Оказывается, отважные поклонники Партра забрались на крышу и успешно провели задуманную операцию. Но на этих смельчаков наседали сзади такие же смельчаки, и, чтобы удержаться, первым смельчакам пришлось изо всех сил вцепиться в края рамы.

– Их можно понять, – сказал Шик. – Лекция совершенно выдающаяся.

Партр вышел из-за стола и продемонстрировал слушателям муляжи различных типов блевотины. Самая прекрасная из них – непереваренное яблоко в красном вине – имела огромный успех. Шум стоял такой, что даже за занавесом, там, где сидели Ализа, Исида и Шик, стало уже почти невозможно разговаривать.

– Когда же они приезжают? – спросила Исида.

– Завтра или послезавтра, – ответила Ализа.

– Мы их так давно не видели!.. – сказала Исида.

– Да, – подхватила Ализа, – со дня их свадьбы…

– Что и говорить, свадьба удалась на славу! – воскликнула Исида.

– Еще бы! – сказал Шик. – Ведь именно в тот вечер Николя проводил тебя домой…

К счастью, в этот миг весь потолок обрушился, завалив зал, и это избавило Исиду от необходимости что-либо уточнять. Вихрем взметнулась битая штукатурка. Выбеленные известкой фигуры метались, спотыкались и падали среди обвалившихся кусков бетона, задыхаясь в ядовитом тяжелом облаке пыли, нависшем над обломками. Партр перестал читать, он хохотал от души и хлопал себя по ляжкам, радуясь, что столько людей втянуто в это светопреставление. Но все же и он поперхнулся пылью и ужасно закашлялся.

Шик лихорадочно нажимал на кнопки аппарата. Из фонографа выбился какой-то зеленоватый всполох, шустро пополз по паркету и скрылся в щели. За ним – второй и третий. Шик вырубил ток как раз вовремя, чтобы не успела вылезти омерзительного вида многоножка.

– Что я делаю! – воскликнул Шик. – Он вышел из строя. Микрофон забит пылью.

Адское игрище в зале достигло своего апогея. Партр, дочитав лекцию, стал залпом пить воду прямо из графина. Он явно собрался уходить. Тогда Шик решился.

– Я предложу ему выйти через заднюю дверь, – сказал он. – Уматывайте отсюда, я вас догоню.

XXIX

Николя остановился посреди коридора. Два солнца и в самом деле теперь не заливали его, как прежде. Желтые керамические плитки как-то потускнели, они словно подернулись легкой пеленой, и солнечные лучи, вместо того чтобы, разбиваясь, разлетаться во все стороны брызгами мельчайших металлических шариков, вяло лились на пол и растекались по нему бесформенными лужицами. Стены, изгрызенные солнечными зайчиками, уже не сверкали так ровно, как прежде.

Впрочем, мышки, казалось, не были встревожены этими изменениями, не считая, правда, серой с черными усиками – ее удрученный вид сразу же поразил Николя, но он подумал, что мышка просто не хотела так быстро возвращаться домой, что она тоскует по новым знакомым, которых приобрела за время путешествия.

– Ты недовольна? – спросил он ее.

Мышка с отвращением указала Николя на стены.

– Да, – согласился Николя. – Что-то здесь изменилось. Раньше было лучше. Не пойму, в чем тут дело…

Мышка на минуту словно задумалась, потом горестно покачала головой и беспомощно развела лапками.

– Я тоже не понимаю, – сказал Николя. – Даже когда протираешь стекла, ничего не меняется. Видимо, воздух здесь стал едким…

Он еще постоял в задумчивости, покачал, в свою очередь, головой и пошел дальше. Мышка же скрестила лапки на груди и с отсутствующим видом принялась жевать, но тут же сплюнула, почувствовав вкус жевательной резинки для